Александр Леонидович Чижевский родился в 1897 году. Умер через 67 лет. За свою сравнительно недолгую жизнь сделал он очень много. Познал разные науки и обогатил их знаниями удивительными. Новая, успешно сейчас развивающаяся наука гелиобиология рождена его трудами.

Идея о всесильном влиянии Солнца на все сущее на Земле владела им всю жизнь. Первая его работа на эту тему опубликована еще в 1915 году, когда он был студентом Московского археологического института.

А. Л. Чижевский твердо шел путем, направленным к торжеству гелиобиологии. Без профессиональных знаний методов научной статистики (он знал это!) в деле, которое избрал, нельзя было обойтись. И он окончил Московский коммерческий институт — отделение статистики.

Не только от нашего всемогущественного светила тянутся невидимые нити корреляции к биосфере Земли, но и сама Земля (ее климат, почвы, магнетизм и пр.) изменяет лик живой природы.

Многие животные в условиях одинакового климата и ландшафта приобретают сходные изменения в окраске и телосложении. Зоологи, внимательно к этому присмотревшись, составили несколько экологических законов, или правил.

Например, правило Бергмана (названо оно так в честь его первого исследователя): животные быстрее и лучше растут в северных, холодных областях своего обитания. На юге, в странах теплого климата, водятся более мелкие разновидности тех же видов. На севере, в тайге и тундре, живут самые большие — волки, лисы, зайцы, медведи, лоси.

Так было в веках. Но вот явился человек!

В каменном веке экологическое влияние людей на окружающую среду было ничтожно. В более позднюю эпоху, каких-нибудь двести лет назад, жизнь местных племен тоже незначительно вторгалась в равновесие, установившееся в природе на их родине.

Когда первые поселенцы из Британии и Голландии высадились на востоке Северной Америки, их поразило здесь великолепное буйство трав. От Северной Мексики до озера Виннипег, от подножия Скалистых гор до Аппалачей на востоке простиралась необъятная травянистая равнина — прерия.

Вот некоторые весьма тревожные сообщения из журнала «За рубежом» за минувший год:

«В международных аэропортах не проходит и недели, чтобы туда не доставили погибших при перевозке животных, принадлежащих к редким или вымирающим видам…»

«В Кении во многих магазинах Найроби глаза разбегаются при виде огромного количества разнообразных изделий вроде ожерелий из львиных зубов, канцелярских корзинок из ступней слона, обезьяньих палантинов, браслетов из жирафьей кости…»

«Аптекари на Востоке почти повсеместно торгуют рогом носорога и тигровыми усами, из которых изготавливается возбуждающее средство».

Киты. Балена, или гладкий гренландский кит, — это та чудо-юдо рыба-кит, о которой рассказывают сказки, легенды, о которой писал еще Аристотель, предполагая в «ней» не зверя, а только рыбу, хотя и кормящую своих отпрысков молоком и наделенную не жабрами, а легкими. Только в 1693 году англичанин Джон Рей доказал, что кит не рыба, а зверь.

Тот стилизованный образ кита, который мы видим обычно на иллюстрациях к сказкам, скопирован более или менее точно с гренландского. У него, как и у других гладких китов, нет «полос» — складок на горле и брюхе, нет и спинного плавника. Голова огромная, треть всей длины, кверху куполом, выпуклая, во рту с каждой стороны по 320–325 узких темно-серых роговых пластин, самые большие 3,5 метра длиной. Длина самого кита — 18–22 метра, вес — до 100 тонн. Родина — Арктика, зона дрейфующих полярных льдов. Следуя за ними, гренландские киты плывут летом на север, в высокие арктические широты, зимой — на юг и заплывают до Камчатки и Северных Курильских островов.

В Вест-Индии сахарный тростник впервые увидели в 1520 году. Его привезли с собой испанские колонисты. Почти 150 лет сахарный тростник рос здесь сам по себе. Не было еще его плантаций. Они появились на Ямайке в 1660 году.

Ну и конечно, как водится, началось на этом острове уничтожение лесов, чтобы освободить место для сахарного тростника. Сжигали много деревьев и при варке сока тростника — приготовлении патоки. С тех пор тростниковый ямайский ром прославился на весь мир.

Вскоре обнаружилось, что не весь урожай сахарного тростника собирает человек — пятую часть его пожирают крысы. Их тут четыре вида, местных и завезенных из-за моря.

До последнего оледенения кролики жили почти во всей Западной Европе, даже в Англии. После оледенения они сохранились лишь в Испании и в Северо-Западной Африке (в Марокко). Затем, уже в историческое время, люди расселили диких кроликов сначала в Италии и на средиземноморских островах.

На Балеарском архипелаге случилась такая же история, как позднее в Австралии. Пару кроликов выпустили на волю. Потомки их скоро так расплодились, что местные жители просили римского императора Августа помочь им в борьбе с кроликами, прислать солдат. Никакой иной помощи не мог оказать им могущественный повелитель всесильной империи, кроме как переселение на новые земли.

Природа — сложный «суперорганизм». Все ее элементы — почвы, леса, звери, насекомые, птицы — одно целое, комплекс приспособленных друг к другу, взаимодействующих и взаимосвязанных явлений и существ.

В этом на собственном опыте убедились фермеры, которые пытались без достаточного знания дела развести клевер в заморских странах (в Новой Зеландии, например). А Чарлз Дарвин (в шутку, но как оказалось совершенно справедливо) утверждал, что в природе существует биологическая связь даже между старыми девами и… бараньими котлетами.

Старые девы, как известно, очень любят кошек и разводят их во множестве. Кошки охотятся за мышами. Мыши разоряют гнезда шмелей (в Англии они уничтожают около ²/₃ всей популяции этих насекомых). Вот поэтому гнезда шмелей особенно многочисленны около городов и деревень: здесь много кошек и меньше полевых мышей. Шмели опыляют красный клевер.

В нащем государстве акклиматизировано 32 вида одних только млекопитающих. Успешно завершилась у нас интродукция (расселение) американской норки, нутрии, енотовидной собаки, оленей. В заготовках пушнины акклиматизированные виды занимают более 10 %.

А в Аскании-Нова ведутся работы по акклиматизации 80 видов и подвидов зверей и 350 — птиц.

Расселение по новым водоемам рыб (сазана, леща, сигов, ряпушки, змееголовов и др.) ежегодно дает теперь свыше 10 тысяч тонн рыбной продукции.

Полторы тысячи тонн рыбы получают в Цимлянском водохранилище — в том не малая заслуга акклиматизации здесь червей, рачков, моллюсков и других беспозвоночных. Завезенный из северных морей в Каспийское море большой кольчатый червь нереис вполне удовлетворяет сейчас аппетиты осетров и севрюг.

Всего в мире были сделаны попытки акклиматизации 160 видов зверей и птиц. Из них в разное время было завезено в Европу 47 видов млекопитающих и 85 — птиц. Прижились здесь из птиц 13 видов, из млекопитающих — 32 (соответственно 18 и 68 % удачных интродукций).

Каких же именно животных завозили в Европу? Самых разных, даже сумчатых. О некоторых из них стоит рассказать.

Кенгуру Беннета. Родина его — Австралия и Тасмания. В конце прошлого века пытались акклиматизировать кенгуру в четырех провинциях Германии.

Говорят, что в 1766 году парижан напугали жуки.

Ночь была темная. Вдруг яркие звездочки снялись с небосвода и полетели. Полетели низко, над самыми улицами. Суеверные люди решили, что столицу мира посетили духи. Но тех, кто в духов не верил, тревожили более реальные страхи: как бы летающие огоньки не подожгли Париж!

Ученые Ботанического сада быстро всех успокоили: непоседливые звезды оказались жуками, крупными тропическими светлячками того самого вида, которых на Кубе называют кукухо. Как попали они в Париж, никто не знал.

В своем отношении к крокодилам человечество прошло разные фазы: от религиозного преклонения до беспощадного избиения (в природе и цирках!) — и наконец остановились на охране и разведении на фермах.

Древнеегипетский бог Себек (он же Собек и Сухос), повелитель рек, представителем которого в земной ипостаси был крокодил, хорошо известен. Каждый год для умиротворения Себека на растерзание «священным» крокодилам в городе Омбосе отдавали красивых девочек (все это, конечно, с мистическими и праздничными церемониями). Пещеры с сотнями мумий крокодилов до сих пор находят в Египте. Подобные культы были и у племен, живших по берегам озера Виктория, в некоторых провинциях Индии и Индонезии. В Пакистане, недалеко от Карачи, многих паломников привлекает «священный» пруд, где живут болотные крокодилы высокого религиозного ранга.

Под таким названием в журнале «Охота и охотничье хозяйство» вышла статья профессора Г. П. Дементьева.

Профессор писал, что во многих странах мира пернатые хищники охраняются законом. В Англии, например, с 1954 года запрещено разорять гнезда и убивать сапсанов, дербников, чеглоков, канюков, беркутов и даже ястребов-тетеревятников. Пустельга и скопа тоже охраняются. Только ястреб-перепелятник, истребитель певчих птиц, объявлен, так сказать, вне закона. Живых соколов и ястребов для соколиной охоты, которая все больше входит в моду на Западе, разрешается ловить лишь по особым лицензиям.

И в средние века, и в античное время люди любили и берегли хищных птиц. В Англии и Дании, например, человек, убивший сокола, должен был иметь дело с палачом. Но потом, как то не раз уже случалось в истории, маятник качнулся в обратную сторону: хищных птиц объявили врагами, стали безжалостно истреблять. Принесло ли это пользу?

Исследования последних лет доказали, что наши предки, объявляя всех хищников врагами, сильно ошибались. Жизнь показала, что не всегда, не везде и не все хищники — наши враги. Многие из них очень полезны. Необдуманное избиение ястребов, львов, леопардов, волков часто нарушает равновесие в природе и приносит больше вреда, чем пользы. Поэтому сейчас во многих странах Африки леопард, а местами и крокодил взяты под защиту закона. Леопард полезен тем, что истребляет диких свиней и обезьян, разоряющих поля, а о крокодиле мы уже знаем.

Установлены поразительные вещи: выдра, которая поедает рыбу, оказывается, не враг, а друг рыболовов. В водоемах, где выдр становилось меньше, уловы рыбы сначала ненадолго увеличивались, а потом быстро убывали. Когда выдру снова здесь разводили, рыбы вскоре тоже становилось больше. Выяснилось, что выдры поедают главным образом больных рыб и производят тем самым естественную дезинфекцию рыбьих стай.

Грызуны, кроты, насекомые, черви и другие четвероногие, шестиногие, безногие и пернатые создания бессознательно, но постоянно, роясь в земле или поедая в лесах и полях свой излюбленный корм, создают или губят плодородие почв и зеленое одеяние материков.

Одни из самых незаметных тружеников — дождевые черви. Это верные друзья земледельцев. Бесчисленная армия бессловесных, но бесценных «агротехников» и денно и нощно рыхлит почву под нашими ногами.

Не многие люди отдают себе отчет, как полезны дождевые черви. Чарльз Дарвин, одаренный проницательностью гения, одним из первых оценил великое значение непривлекательного дождевого червя в жизни человечества. Несколько лет упорных трудов он посвятил исследованию этих животных. Его труд о дождевых червях — одна из самых интересных и значительных книг по естествознанию.

Не все, к сожалению, обитатели лесов и степей жизнедеятельностью своей обогащают почвы и помогают расти травам и деревьям. Многие вредят полям, садам, лесам; одни растаскивают плоды, истребляют всходы и молодые побеги, другие вытаптывают луга, подгрызают деревья.

Доказано, что лоси и олени портят молодые сосняки, вредят осине и другим деревьям. Там, где лосей много, ель и береза вытесняют сосну.

Жирафы в Африке тоже так объедают акации, что совсем не дают им расти, и в саваннах немало мест, где из сухой земли торчат только жалкие кустики акаций, обглоданные жирафами.

Иные животные создают даже вокруг своих жилищ особый ландшафт, им наиболее благоприятный. Меняют даже климат. Местный, конечно. Климат своих, так сказать, окрестностей.

Бобры — очень деятельные звери, ни минуты не сидят без дела. Каналы, которые они роют, отводят воду с лесных болот. Болота высыхают, и там, где еще недавно клубились туманы над трясиной, зеленеет луговина. А в других местах, где бобры сооружают плотины, застойные воды заливают лощины, запруженные речки меняют свои течения. Вырастая на лесных протоках, некоторые бобровые плотины стоят по тысяче лет, и, следовательно, изменения, внесенные бобрами в местный ландшафт и климат, носят совсем не временный характер.

Нигде так не тесны связи живых существ с себе подобными, как в стаях или общественных поселениях такого типа, как у муравьев, термитов и пчел. Но и в менее сложных стаях, косяках, табунах, прайдах и прочих составляющие их животные соединены прочными узами взаимозависимости друг с другом и со средой обитания.

Забота о потомстве, видимо, положила начало более сложной организации животных сообществ. А эта забота порой настолько поразительна, что, право, повергает в изумление даже привыкших к чудесам природы зоологов. Сами судите: приведу здесь несколько примеров наиболее интересных образцов материнства (или отцовства!).

Во времена Египетского похода Наполеона, когда европейцы получили возможность вблизи разглядеть величественные пирамиды, среди рисунков на древнем камне нашли изображение диковинной рыбы с вроде бы раздутой головой. А возле головы какие-то мелкие черточки… Вскоре отыскали и прообраз художественной резьбы — небольшую в общем рыбу тиляпию, которая и водится здесь же неподалеку, в Ниле. Как оказалось, голова у нее велика оттого, что во рту прячет она маленькую стайку мальков (изображенных на камне черточками).

(Там же, в Ниле, и по всей Восточной Африке, до Великих озер на юге, живет близкий родич тиляпии — хаплохромис многоцветный. Его самки тоже вынашивают своих детей во рту).

Вот морской конек. Хвостик свернул бубликом, голову высоко поднял, помахивает плавничком-веером и плывет вперед. Животом волны рассекает.

И не подумаешь, что морской конек — рыба. Чешуи нет. Вместо нее костяные пластинки. Хвостик цепкий, как у обезьяны. Головка, как у сказочного Конька-Горбунка. И плавников нет, только один спинной, похожий на веер. Рот у морского конька трубочкой. В эту трубочку, будто в пылесос, засасывает он вместе с водой свою добычу — рачков разных и червяков.

Позавтракав, морской конек возвращается в заросли водорослей. Там становится «на якорь» — обвивает хвостом стебелек и замирает в позе шахматного коня.

Черный жук с оранжевым узором на темных надкрыльях патрулирует ночами по лесам и кустарникам. Ищет слабые дуновения в воздушном пространстве, аппетитные на его вкус (отвратительные на наш!). Унюхав желанные «ароматы», летит к месту, откуда они исходят. Мертвая мышь, крот, змея, ящерица, мелкая птица или рыба — вот что влечет его сюда. Возможно, лишь несколько часов назад сразила их смерть, а жук уже издали чует слабые еще запахи разложения.

Прямо к этой драгоценной для него находке снижается жук-могильщик. Ползет, продираясь сквозь дебри трав. Со всех сторон исследует то, что прежде было живым, касаясь трепещущими усиками, толкает задними ногами, словно желая убедиться, насколько тяжела его находка и много ли сил и времени потребуется, чтобы ее закопать.

Забота о потомстве — первый шаг к объединению животных в стаи, в сообщества. Второй этап — так называемая большая семья. Что она означает? Покажу на двух примерах.

Организация некоторых звериных семейств более сложная, чем обычно привыкли представлять себе люди. У волков так называемая большая семья, смысл ее порядков биологи разгадали только недавно.

Мужая, сильные молодые волки (двухлетки и трехлетки) выбрав по вкусу подругу (часто на всю жизнь), уходят весной из стаи и заводят свою семью. Слабые же их сверстники менее счастливы, своим домом обычно не живут, супружества не знают (если в округе есть волки сильные). Они «нанимаются», что называется, в няньки к своим братьям. Такова их волчья доля.

Если рассматривать в эволюционной последовательности, то обнаруживается — так полагают некоторые ученые, — что вся забота о потомстве первоначально лежала бременем лишь на самке. Самцы, сделав свое главное дело, удаляются, заботы о семье их не волнуют. И яйца насиживала, и птенцов выхаживала только мать.

Позднее развилось такое объединение родителей: самец приходил к семье и жил вместе с нею после того, как птенцы уже вывелись и окрепли настолько, что могли сопровождать мать и присоединившегося отца в их путешествиях за кормом (у выводковых птиц).

Далее видим новое объединение супругов: оба, и самец, и самка, с самого начала сообща кормят и воспитывают птенцов. Сейчас так у большинства птиц.

По приблизительным (весьма приблизительным!) подсчетам, на Земле обитает около 100 миллиардов птиц. Некоторые из тех, которые добывают корм свой в море, — одни из самых многочисленных пернатых вообще. Три процента (260 видов) из общего числа их видов — морские птицы. Большинство из них селятся не поодиночке, а огромными скоплениями, выбирая места для гнезд в непосредственной близости друг от друга, порой в невероятной тесноте, когда на один квадратный метр поверхности земли или уступа на скале приходится до трех гнезд.

В таких колониях, как называют подобные скопления, высиживают птенцов иногда миллионы пернатых. На одной группе островов близ Антарктиды насчитали около 5 миллионов пингвинов Адели! Крачки гнездятся на некоторых островах Индийского океана миллионными колониями.

Стая (стадо, табун, гурт, прайд) — это не простое сборище животных с себе подобными. Нет! В стае постоянно поддерживается особый порядок, субординация, и определенные законы управляют стаей. Какие?

Как только морские рыбки платазусы заметят опасность, сразу бросаются друг к другу и, плотно прижавшись, образуют фигуру, похожую на колючего морского ежа, съесть которого мало найдется охотников.

Соколу, атакующему скворцов, очень не нравится, когда они тесно смыкаются и стая их густеет. Нападая, он падает из поднебесья со скоростью 200 и 300 километров в час и может свернуть себе шею, если врежется в гущу птичьих тел. И северные олени смыкают перед волком свои ряды. Но часто ищут спасения в противоволчьем оборонительном ряду мускусных быков, которые, выставив рога наружу, несокрушимой фалангой встречают волков.

Бóльшую часть года благородные олени (и близкие к ним другие виды) живут небольшими стадами, в которых царят матриархальные порядки. Самцов при них нет, только самки с детенышами разных возрастов объединяются в небольшие сообщества, которые водит за собой старая, многоопытная олениха. Самцы же держатся отдельными мужскими компаниями либо гуляют в одиночестве.

К осени (время гона) матриархальные стада распадаются: самки уходят на зов самцов.

«Рев оленей начинается с отрывистых и хриплых звуков, напоминающих тяжелые вздохи, после чего следует низкое, мощное и протяжное мычание. Трудно передать словами особую красоту и своеобразие голосов оленей. Издалека в тихом вечернем воздухе, особенно в горах, рев слышен на расстоянии 3–4 километров, он напоминает звуки трубы. В этом призывном звуке, порой тоскливом или даже жалобном, чувствуется в то время сила и мощь дикого лесного зверя» (А. Г. Банников и В. Е. Флинт).

Сообщества насекомых достигают того наивысшего и поразительного сотрудничества и «дисциплины в труде», обороне и взаимопомощи, которые порой граничат с чудом! Тысячи и миллионы маленьких созданий все усилия свои устремляют на достижение одной общей цели с такой слаженностью и взаимодействием, как ни одно существо в мире.

Самоотверженная работа от зари до зари и так всю жизнь, которая свершается в ульях, муравейниках или термитниках, внешне напоминает человеческий труд и быт. Но аналогия эта поверхностна, и предсказания фантастов-пессимистов о том, что, дескать, со временем человечество уподобится муравьям, не верны.

Более 40 миллионов ульев всего мира поставляют на наш стол очень полезный продукт — мед. Все домашние пчелы происходят от одного вида диких. Можно подумать, это единственные животные, способные производить мед.

Нет, не так. Живут на Земле и другие виды пчел, собиратели нектара, превращаемого затем в мед.

Например, очень интересны лишенные жала тропические пчелы мелипомы. Защищаются они, как муравьи: кусают мощными челюстями, затем в образовавшуюся ранку выпускают капельку едкой жидкости. И еще тем они не похожи на обычных наших пчел, что строят соты не из воска, а из пережеванного дерева, смолы или глины — вся эта масса быстро подсыхает и превращается в твердое строение. Ряды сотов тоже иначе расположены: у домашней пчелы — вертикально, у мелипон — горизонтально. Сами ячейки не шестиугольные, а напоминают бочонковидные сосуды для меда у шмелей. У мелипон некоторых видов эти «бочонки» размером с куриное яйцо! Гнезда мелипоны располагают в развилке ветвей либо в щелях скал, в пещерах, земле и термитниках.

Родина домашней пчелы — Южная Азия. Там и сейчас еще обитают три вида диких пчел. Прежде всего индийская пчела, очень во многом похожая на домашнюю пчелу, поэтому не все исследователи считают ее особым видом, а лишь расой нашей пчелы.

Гигантская пчела (апис дорзата) строит единственный большой сот (до метра в диаметре), подвешивая его к ветке дерева или к какому-нибудь выступу.

И третий вид — карликовая пчела (она чуть посолиднее комара!) — тоже свой единственный сот величиной с десертное блюдечко с малюсенькими ячейками изгибает вокруг ветки куста. Некоторые дикие пчелы — существа пугливые. Достаточно небольшой помехи, нападения человека или зверя на их соты, как тут же вся семья снимается с места и улетает «в неизвестном направлении», чтобы там основать новое гнездо. Местные жители пользуются этой их слабостью: нарочно поднимают рой диких пчел в надежде, что он поселится где-либо поближе к их селению, чтобы не ходить далеко за медом.

Мы встречаем их всюду: и около порога нашего дома (да и в самом доме!), и в поле, в лесу, на лугах, в низинах, в горах, на болотах (где нога человека утопает в мокром мху!), и в пустынях (где лишь бесплодные пески окружают все живое). Всего их на Земле 6 тысяч видов (и все общественные!). В эволюционном смысле муравьи — молодые животные: 40–60 миллионов лет назад явились они в мир. Но, как везде и всюду, успели отлично приспособиться к самым разным ландшафтам и климатам.

Особое изобилие муравьев в тропиках. В Европе — немногим больше пятидесяти видов. Самые крошечные из них — соленопсисы: примерно 1,5 миллиметра. Самые крупные — кампонотосы: до 2 сантиметров длиной. Но в Австралии водятся еще более крупные муравьи-бульдоги: 3 сантиметра — размер их тела.