Фольклор, народное творчество – основа, фундамент любой национальной культуры. Существуя в устном виде в течение многих столетий, фольклор формирует свою, отличную от литературной систему жанров, в которой, однако, проявляются те же родовые признаки эпоса, лирики или драмы. Но они дополняются тематическими, функциональными, даже возрастными характеристиками. Важное значение имеет также форма существования фольклора, его конкретная языковая структура: фольклорные жанры, подобно литературным, делятся на прозаические и стихотворные.

Таким образом, возникает пышная крона жанров, сопровождавших человека от рождения до смерти.

Древняя Русь: парадоксы историзма

Русская письменность начинается с неразборчивой надписи на разбитом глиняном сосуде (он был найден под Смоленском только в 1949 году), которая читается то как горухща, то как горушна, то как горунща, а переводится чаще всего как горчица. Археологи датируют ее серединой X века. От этой надписи до первой известной русской книги, так называемого Остромирова Евангелия (1056–1057), – всего сто лет, а до великого «Слова о полку Игореве» – около двух веков. По историческим меркам русская литература родилась почти мгновенно.

Литература, особенно на ее начальных стадиях, конечно, связана с историей, но имеет свои особенности развития. Древнерусской обычно называют литературу XI–XVII веков, то есть существующую в очень разные исторические эпохи: Киевской Руси, татаро-монгольского ига, становления и укрепления Московского государства. Тем не менее на протяжении семисот лет эта литература обладала единством, цельностью и, с другой стороны, многими существенными отличиями от литературы Нового времени.

Книга-феникс: сгоревшая и воскресшая

«Рукописи не горят», – веско произносит герой романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» и восстанавливает, воскрешает сожженный автором роман. Этот афоризм не буквален, а символичен. В нем отразилась мечта художника о неуничтожимости творчества, вера в то, что написанное, пусть даже неизвестное современникам, все-таки кто-нибудь когда-нибудь прочтет.

Но в реальности рукописи горят. Иногда книги исчезают вместе с авторами. И мы можем только догадываться, сколько замечательных произведений погибло в катаклизмах, на которые была так богата русская история, особенно ранняя.

Годы: от рыбака до академика

Современники и потомки не скупились на характеристики Ломоносова. Его сравнивали с античными одописцами Пиндаром и Вергилием, со знаменитым живописцем эпохи Возрождения Леонардо да Винчи, с Галилеем и Гёте.

Ломоносову находили и русские параллели. «Петром Великим русской литературы» назовет его В. Г. Белинский. Ф. М. Достоевский предложит уже собственно литературный ряд: «Бесспорных гениев, с бесспорным „новым словом“ во всей литературе нашей было всего только три: Ломоносов, Пушкин и частью Гоголь» («Дневник писателя», 1877. Июль – август. Глава вторая).

Ломоносов не только был одним из первых русских поэтов Нового времени. Он (совместно с В. К. Тредиаковским) разработал принципы силлабо-тонического стихосложения, которые в главных чертах сохранились и сегодня.

В 1739 году никому пока не известный студент Михайло Ломоносов прислал в Академию наук из Германии «Письмо о правилах российского стихотворства», в котором были изложены основы новой стиховой системы, призванной заменить привычный для русской поэзии XVII века силлабический стих. К теоретическим размышлениям был приложен практический образец: «Ода блаженныя памяти государыне императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года»:

Годы: друг свободы

Денис Иванович Фонвизин родился 3 (14) апреля 1745 года и первоначально был Фон-Визеном (или Фон-Визиным). Его предок, ливонский рыцарь (Ливония – территория современной Прибалтики), вместе с сыном попал в плен в одном из сражений и стал служить русскому царю Ивану Грозному. Уже в XVII веке предки драматурга перешли в православие и обрусели. Но до середины XIX века фамилия писалась на немецкий лад, хотя уже Пушкин, при издании первой главы «Евгения Онегина», предупреждал брата: «Не забудь Фон-Визина писать Фонвизин. Что он за нехрист? он русский, из перерусских русский» (Л. С. Пушкину, первая половина ноября 1824 г.).

В пушкинской «энциклопедии русской жизни» есть два стиха: «Сатиры смелый властелин, / Блистал Фонвизин, друг свободы» (гл. I, строфа XVIII). Определения литературной деятельности и общественных убеждений Фонвизина окольцевали в «Евгении Онегине» его фамилию.

Дар сатирика, как мы уже говорили, проявился у Фонвизина в ранней юности. Но чтобы реализовать его в литературе, понадобились опыт и время.

В первой половине 1760-х годов Фонвизин пробует себя в малых сатирических жанрах.

Басня «Лисица-кознодей» (хитрая, лукавая, строящая козни) композиционно строится на трех монологах. Заглавная героиня, «взмостясь на кафедру, с восторгом» прославляет добродетели умершего Льва.

Умри, Денис: странная комедия

Рассказ о премьере «Недоросля» обычно сопровождается репликой, будто бы произнесенной Г. А. Потемкиным: «Умри, Денис, лучше не напишешь». Однако это крылатое слово – легенда. Во-первых, всесильный фаворит, екатерининский орел, в это время отсутствовал в Петербурге, во-вторых, он был откровенным недоброжелателем драматурга.

Но фраза укоренилась, стала привычной. Силу, мощь фонвизинской сатиры не могли отрицать даже враги. А публика оценила успех не словами, а делом. Она, как вспоминал другой Современник (так была подписана его заметка), «метала на сцену кошельки».

Годы: не раб, но человек

Место Радищева в русской культуре парадоксально. Он – фактически автор одной книги и нескольких стихотворений. Но «Путешествие из Петербурга в Москву», в отличие, например, от «Горя от ума», не относится к вершинам русской словесности. Радищев – писатель эпохи Державина и Карамзина.

Однако ни одно произведение русской литературы ХVIII – ХIХ веков не вызвало такого поразительного отклика, таких грандиозных последствий. Напечатанная всего в 650 экземплярах, из которых лишь около трех десятков попали к читателям, а остальные были сожжены, книга едва не отправила автора на смертную казнь, а сама оказалась под запретом на целое столетие (полностью в Российской империи «Путешествие» было перепечатано лишь в 1905 году).

Уже по заглавию видно, что в основе композиции книги Радищева – путевой очерк. Путешественник выезжает в кибитке из новой столицы и, проследовав через все почтовые станции (их в эпоху Радищева было двадцать четыре), приезжает в столицу древнюю. «Но, любезный читатель, я с тобою закалякался… Вот уже Всесвятское… Если я тебе не наскучил, то подожди меня у околицы, мы повидаемся на возвратном пути. Теперь прости. – Ямщик, погоняй. МОСКВА! МОСКВА!!!..»

Путешественника, который в начале книги выезжает из Петербурга, в конце прощается с читателем, не надо полностью отождествлять с автором. Это человек близкого Радищеву круга и взглядов. Но чтобы подчеркнуть отличие повествователя от автора, Радищев в главе «Тверь» устраивает встречу путешественника с «новомодным стихотворцем», который рассуждает о стихосложении и цитирует с комментариями радищевскую же оду «Вольность». Радищев, как автор, таким образом, раздваивается.

Годы: от солдата до министра

Жизнь Державина по головокружительным поворотам и высоте взлета напоминает жизнь Ломоносова.

Его дальний предок – татарский мурза (князь), приехавший в XV веке из Орды на русскую службу и получивший имя Илья. Но это осталось в далеком прошлом. Отец поэта был военным, мелким дворянином, умершим, когда ребенку было одиннадцать лет.

Семья странствовала из Казани (где родился поэт) в Оренбург, потом обратно в Казань. Державин рано начал читать, но по обстоятельствам кочевой жизни учился случайно, «чему-нибудь и как-нибудь». Ссыльный каторжный немец, открывший школу в Оренбурге, обучил его лишь немецкому языку да хорошему почерку.

В литературе, как и в жизни, Державин во многом оказался продолжателем (и невольным соперником) «российского Пиндара», Ломоносова. Он наследовал от Ломоносова оду, главный лирический жанр русской поэзии XVIII века с ее высокой лексикой, ораторской интонацией, устоявшейся строфой. Он тоже рассматривал оду как жанр гражданской поэзии, приурочивая ее к важным государственным событиям и посвящая царствующим особам.

Однако, как мы уже слышали от самого поэта, Державин не мог (или не хотел) использовать характерные для Ломоносова стилистические великолепие и пышность. Вместо риторических фигур и смелых метафор в одах Державина появляется множество живописных подробностей. Ломоносовские оды-рассуждения, лишь изредка сопровождаемые картинами-иллюстрациями, превращаются у Державина в оды-изображения, лишь изредка сопровождаемые рассуждениями. Причем многие из предметных деталей в предшествующей традиции воспринимались как низкие и не могли быть допущены в оду.

Годы: от русского путешественника до «графа истории»

Историк государства Российского и русский европеец Николай Михайлович Карамзин был, как и Державин, потомком – в седьмом поколении – татарского рода. От имени Кара-Мурзы произошла его фамилия. Он родился в деревне около Симбирска в семье небогатого помещика, отставного капитана. Его мать умерла очень рано, он сохранил о ней лишь призрачные воспоминания.

Раннее образование Карамзина было несистематическим, случайным. Грамоте, как и Ломоносов, он научился у дьячка. Рано начал читать популярные в то время романы, оказавшиеся в материнской библиотеке (позднее его биограф скажет, что, если бы Карамзин не прочел их в детстве, он даже не знал бы их заглавий).

Карамзин был противником социальных революций, но в 1790-е годы в «Письмах русского путешественника», повестях и стихотворениях он совершает революцию литературную.

«Бедная Лиза» (1792) – самая известная повесть Карамзина, ставшая визитной карточкой русского сентиментализма, точно так же как образцом классицизма можно считать посвященную Елизавете Петровне ломоносовскую оду 1747 года.

Повесть начинается с развернутого описания места действия, в котором Карамзин смог продемонстрировать как душевную настроенность, так и стилистическое мастерство.

«Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели – куда глаза глядят – по лугам и рощам, по холмам и равнинам».

Век как эпоха: календарь и история

Поэтическое наблюдение Сергея Есенина имеет отношение и к истории. Историческая дистанция оказывает огромное влияние на наше понимание событий. В истории тоже есть свои «близь» и «даль».

Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

В ближней к нашему времени истории обычно присутствуют множество имен и событий. Такими сиюминутными «событиями» переполнена любая газета или телевизионная передача. Они теснятся, мельтешат, среди них трудно выделить главные и второстепенные, смысл многих кажется непонятным и, бывает, выясняется лишь через много лет.

Годы: от незаконного наследника до воспитателя наследника

Дальними предками замечательных русских писателей XVIII века были, как мы уже знаем, немец и два татарина. Матерью В. А. Жуковского оказалась турчанка. История рождения и детства поэта напоминает жестокий романс о незаконнорожденном ребенке, тайной подмене и счастливом примирении.

Согласно истории (возможно, легендарной), богатый тульский помещик Афанасий Иванович Бунин в шутку попросил отправлявшегося на войну крепостного привезти ему хорошенькую турчанку. Крестьянин все понял буквально, и через несколько месяцев в имении появились две пленные девушки-сестры. Младшая вскоре умерла, а старшая, Сальха, была крещена, получила новое имя Елизавета Дементьевна, удостоилась расположения барина и 29 января (9 февраля) 1783 года родила ребенка, которого назвали Василием.

Современники считали Жуковского основоположником русского романтизма, автором, который в переводах и оригинальных сочинениях утвердил на русской почве жанр баллады, а также предложил образцы романтической элегии. Но это был ранний, только что рождающийся романтизм, еще очень зависимый от сентиментализма (поэтому его иногда называют предромантизмом).

«Жуковский внес романтический элемент в русскую поэзию: вот его великое дело, его великий подвиг, который так несправедливо нашими аристархами ‹критиками› был приписываем Пушкину, – утверждал Белинский. – Но Жуковский, нисколько не зависимый от предшествовавших ему поэтов в своем самобытном деле введения романтизма в русскую поэзию, не мог не зависеть от них в других отношениях: на него не могла не действовать крепость и полетистость поэзии Державина, и ему не могла не помочь реформа в языке, совершенная Карамзиным. ‹…› Но связь Карамзина и его школы ‹…› с Жуковским заключается не в одном языке: пробудив и воспитав в молодом и потому еще грубом обществе чувствительность как ощущение (sensation), Карамзин через это самое приготовил это общество к чувству (sentiment), которое пробудил и воспитал в нем Жуковский» («Стихотворения Баратынского», 1840).

Горе мое: жизнь поэта

Жизнь Грибоедова началась с загадки, которую не удается разгадать более двухсот лет. Дата его рождения известна точно – 4 (15) января. Но год рождения приходится выбирать из трех: 1790, 1794, 1795.

Последний год назывался в детстве и юности Грибоедова. Тогда получалось, что уже тринадцати лет ребенок-вундеркинд поступил в Московский университет, а в 29 лет окончил комедию «Горе от ума».

Но уже с 1818 года во всех документах Грибоедов указывает годом своего рождения 1790-й. Тогда он оказывается обычным студентом и писателем-долгодумом, сочинившим комедию «Горе от ума» в 34 года.

Дом как мир: грибоедовская Москва

Оставив Москву после окончания университета, Грибоедов редко возвращался в нее. В 1818 году, по пути в Персию, он увидел родной город в двойном свете, ностальгическим и трезвым взглядом: воспоминания о детстве столкнулись с новой реальностью. «В Москве всё не по мне. Праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему. Прежде там любили музыку, нынче она в пренебрежении; ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному, а притом „несть пророк без чести, токмо в отечестве своем, в сродстве и в дому своем“. Отечество, сродство и дом мой в Москве. Все тамошние помнят во мне Сашу, милого ребенка, который теперь вырос, много повесничал, наконец становится к чему-то годен, определен в миссию и может со временем попасть в статские советники, а больше во мне ничего видеть не хотят» (С. Н. Бегичеву, 18 сентября 1818 г.). Тем не менее в «Горе от ума» Грибоедов стал и бытописателем, сатириком, и поэтом Москвы.

Лицей как дом: нам целый мир чужбина

Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве 26 мая (6 июня) 1799 года в семье незаурядной. Предки отца, отставного чиновника Сергея Львовича Пушкина, были родовитыми дворянами, игравшими существенную роль в русской истории. Несколько Пушкиных принимали участие в возведении на трон династии Романовых. «Родов дряхлеющих обломок / (И по несчастью не один), / Бояр старинных я потомок ‹…› Водились Пушкины с царями; / Из них был славен не один», – гордо утверждал Пушкин в «Моей родословной» (1830).

Мать, Надежда Осиповна, урожденная Ганнибал, – внучка знаменитого сподвижника Петра I, эфиопа Абрама Петровича Ганнибала, который станет главным героем так и не оконченного пушкинского романа «Арап Петра Великого».

Лирика Пушкина: темы и жанры

«Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними – это легкое имя: Пушкин».

Так начал Александр Блок свою речь «О назначении поэта» (1921), произнесенную в 84-ю годовщину смерти Пушкина, в трудные послереволюционные годы.

Объяснение этого назначения оказалось неожиданным, оригинальным. «Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он – сын гармонии, поэт».

Большое стихотворение: 7 лет 4 месяца 17 дней

«Евгений Онегин» – главное, ключевое, заветное пушкинское произведение, связанное с несколькими этапами его жизни и многое определившее в его судьбе.

Работу над ним поэт начал в Кишиневе за месяц до своего двадцатичетырехлетия. Во время первой Болдинской осени, уже перешагнув тридцатилетний рубеж, Пушкин вспомнит весь проделанный путь и составит отчет, сводку, табличку, в которой представлены «форма плана», структура романа с подсказками-заголовками, а также этапы ее осуществления.

К любомудрию, философскому осмыслению жизни Пушкин обращается не только в стихах. Наряду с добродушно-бытовыми «Повестями Белкина» в первую Болдинскую осень пишется цикл произведений, получивший название «Маленькие трагедии». Один из вариантов их заглавия – «Опыт драматических изучений».

В них поэт-драматург смотрит на избранные им исторические эпохи и характеры взглядом Шекспира, ставит глубокие философские вопросы, иногда прямо используя вечные образы. «Быть может, ни в одном из созданий мировой поэзии грозные вопросы морали не поставлены так резко и сложно, как в „Маленьких трагедиях“ Пушкина» (А. А. Ахматова. «„Каменный гость“ Пушкина»).

Петербург: город пышный, город бедный

Поэма «Медный всадник», созданная во втоpyю болдинскую осень, стала еще одной, наряду с «Евгением Онегиным», вершиной пушкинского творчества. И снова эта вершина была связана с обновлением жанра. Роман в стихах сменился тоже стихотворной петербургской повестью.

Заглавие и подзаголовок ориентируются на разных персонажей и разные стилистические пласты, разные типы художественной речи. Заглавие – «Медный всадник» – представляет «высокий штиль», традицию поэмы-оды XVIII века. Подзаголовок – «петербургская повесть» – заставляет вспомнить о прозаическом бытописании современной жизни с ироническим оттенком, представленном, например, в «Повестях Белкина». Об этой традиции напоминает и предисловие, в котором автор настаивает на истинности происшествия и отсылает к тогдашним журналам и описанию, составленному историком В. Н. Верхом.

Уже в последние годы жизни поэта, в эпоху охлаждения к его творчеству «толпы», наиболее проницательные современники говорили об исключительном значении Пушкина как явления не только русской литературы, но и русской культуры и русской жизни вообще.

«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, каким он, может быть, явится через двести лет», – утверждал Н. В. Гоголь («Несколько слов о Пушкине», 1836).

«А Пушкин – наше всё. ‹…› Пушкин – пока единственный полный очерк нашей народной личности…» – словно подхватывал и расширял эту мысль А. А. Григорьев («Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина», 1859).

Строптивый корнет: пока не требует поэта

«Почвы для исследования Лермонтова нет – биография нищенская. Остается „провидеть“ Лермонтова. Но еще лик его темен, отдаленен и жуток», – написал о Лермонтове другой поэт со сложной и драматической биографией (А. Блок. «Педант о поэте»). Лермонтов погиб рано, многие окружавшие его люди не успели осознать, кого потеряли, и не спешили рассказать о своих встречах и впечатлениях потомкам. В его трагической судьбе ярким светом высвечены лишь несколько эпизодов.

Михаил Юрьевич Лермонтов родился 2 (14) октября 1814 года в Москве. Ранние годы его жизни (и в этом он похож на Блока) связаны с семейной драмой, сиротством и одиночеством.

Лермонтов и Пушкин: диалог в жанре элегии

Лермонтов и Пушкин навсегда связаны и в жизни, и в литературе, хотя даже факт их знакомства точно не установлен.

В 1837 году за стихотворение «Смерть поэта», оду погибшему поэту и проклятие его убийцам, корнет Михаил Лермонтов был отправлен в ссылку и получил всероссийское признание.

К этому времени он уже написал сотни стихотворений, в которых влияние Пушкина было определяющим. У Лермонтова были уже собственные «Кавказский пленник», поэма «Моряк», написанная онегинской строфой, и множество других произведений, воспроизводивших пушкинские образы. Некоторые историки литературы говорили даже о «плагиатах Лермонтова», имея в виду его тесную и явную зависимость от старшего современника.

Спиральная композиция: герой в зеркалах

История создания «Героя нашего времени» так же неясна, загадочна, полна пробелов, как и другие страницы лермонтовской биографии. Романные хронотопы (горская деревушка и казачья станица, Тамань, Кисловодск) совпадают с местами, в которых довелось побывать самому автору во время первой кавказской ссылки. Без этого вынужденного путешествия роман лишается бытовой основы.

Одновременно Лермонтов знал и учитывал множество литературных источников, главным образом западноевропейских, стремившихся понять и изобразить героя времени: «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо (его имя названо в предисловии к «Журналу Печорина») и «Страдания молодого Вертера» И. В. Гёте, романы Б. Констана «Адольф» и А. де Мюссе «Исповедь сына века», поэму Д. Г. Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» (английского поэта вспоминает повествователь в «Бэле»).

Уже для современников Лермонтов стал поэтом односторонним, поэтом отрицания и анализа, поэтом «тоски по жизни» (В. Г. Белинский). Строгие критики видели в его поэзии повторение многих романтических мотивов.

Действительно, мотивы одиночества, разочарования, тоски, бегства, сна привычны и распространены в романтической лирике. Но особенность Лермонтова-поэта в том, что еще совсем юным он оправдывает и присваивает их, делает их фактами собственной биографии.

А. Блок, как мы помним, называл «веселое, легкое имя: Пушкин». Но в большей степени он чувствовал себя наследником другого поэта. «Лик его темен, отдаленен и жуток», – пишет он о Лермонтове («Педант о поэте», 1906).