В паспортном столе обстановка уже с утра накалена. Очередь – ни с места, а в кабинет начальника всё заходят и заходят какие‑то непонятные люди, которые ни в какой очереди и не думали стоять. Очередь ропщет, но умеренно:

– Да вы загляните…

– Он занят, у него посетитель.

– Нет у него никого, загляните.

– Вот сами и загляните…

И вдруг из кабинета буквально вываливается распаренный человек с кучей справок в руках, который кричит, непонятно к кому обращаясь:

– Да что же вы меня мытарите? Сколько мне еще эти мы́тарства проходить?

Все испуганно замолкают.

«Мыта́рства». Он хотел сказать – «мыта́рства». А поскольку ответить на вопрос гражданина по существу мне нечего, я могу рассказать вам только об ударении в слове «мыта́рство» и о словах того же корня.

Итак, начнем с мы́таря. Именно «мы́тарь» (никак не «мыта́рь»!). Так в современном русском языке обозначают страдальца, мученика. Не мученика за идею, а именно человека, который в повседневной своей жизни постоянно подвергается мучениям, у которого одно страдание сменяется другим. Не жизнь, а мыта́рство.

Несчастного страдальца мы называем «мы́тарем», а его страдания – «мыта́рствами». Обратите внимание на ударение! На «ы» оно приходится только в слове «мы́тарь», во всех остальных переходит на «а»: «мыта́рить», «мыта́риться», «мыта́рство».

Для справки: мытарями в Ветхом Завете называли сборщиков податей в Иудее. Слово «мытарь» было уже и в старославянском, и в древнерусском языках. «Мыто» – так именовали пошлину за ввоз. Языковеды считают, что слово было заимствовано из древневерхненемецкого, где muta как раз и означало «пошлина».